Николай Васильевич Гоголь — один из немногих писателей, заглянувших в Бездну. Бездна в ответ посмотрела на сына мелкого сорочинского шляхтича уже в раннем детстве, чёрной кошкой подкрадываясь к оставленному одному мальчику. И когда тот в отчаянье топил страшные зеленые глаза в пруду, Бездна только улыбалась. Выплеснувшись на страницы хороводом утопленниц, панночек и летающих чертей, она в ответ пила жизненный сок малороссиянина. И к тридцати трем годам (к этому возрасту Гоголь опубликовал все свои произведения, кроме злосчастного второго тома «Мёртвых душ») Бездна всецело овладела сознанием великого писателя. Он прожил ещё десять лет, смущая почитателей своего таланта аскетизмом и монашескими проповедями, сделал изначально обреченную на неудачу попытку соединиться с женщиной и даже стал ближайшим к Христу персонажем знаменитой картины Александра Иванова, но избавиться от приближающегося леденящего дыхания пропасти уже не смог. Только просил товарищей не хоронить его заживо, спящего летаргическим сном.

Леонид Геннадьевич Парфенов — один из немногих российских тележурналистов, чью деятельность хочется выделить в отдельный раздел искусств. Сколько было на телевидении мажоров и просто выскочек, снимающих, в лучшем случае, кальку с успешных западных проектов или нечто бурлящее, успешно забытое чуть ли не на второй день после выхода. А парфеновские «Намедни» и «Российская империя» даже по прошествии лет поражают не любимыми Леонидом и в чем-то оригинальными компьютерными эффектами, а подачей, в-общем то, известных фактов и аргументов под непостижимым углом, педантично укладывая их в нужные ячейки памяти.

Казалось бы, что можно ожидать от приуроченного к 200-летию рождения классика двухсерийного документального фильма, снятого по заказу Первого канала. Ну, похулиганил известный ведущий с призраком, разбрасывающим журналы подле Триумфальной арки и черпающим кувшином воду из римского фонтана. Ну, сделал любопытную подводку с нырковой уткой, давшей прозвище роду писателя. Ну, дежурно попутешествовал по гоголевским местам, привычно имитировал бытовые поступки героя с собой в главной роли. Да и знаем мы Николая Васильевича вдоль и поперек, благо, что хоть Николай Первый, что хоть Иосиф Виссарионович к писателю, несмотря на его оригинальность, относились благожелательно и препятствий изучению не чинили, даже наоборот. Но ведь не оторваться от экрана, столь искусно переплетены земфировско-табаковские чтения с фрагментами картин с Георгием Милляром или Юлом Бриннером. Не успеешь проникнуться атмосферой украинских красок, как уже покорно бредешь по набережной Мойки, высматривая мелькнувшую в толпе шинель за 80 рублей и сбежавший нос майора.

И слегка завидуешь поколению пятых айфонов. То, до чего доходил в результате долгих и не всегда интересных уроков русской литературы, чтением библиографических справочников и просмотром редких просветительных программ, сфокусировано и изящно сервировано в «Птице-Гоголь». Потребляй — не хочу. И, если не совсем «World of Tanks» познавательный сектор головного мозга в плац превратили, то захочешь или «Вия» пересмотреть, или «Тараса Бульбу» перечитать. Себя, к примеру, побаловал покупкой фолианта с иллюстрациями современников Рудого Панько, возможно, именно из-за Парфенова, ибо колебался ещё и между томами Конан Дойла и Анджея Сапковского.

Но, признавая гений Гоголя, никому бы не желал его жизни. Тяжело существовать рука об руку с Бездной, чье существование чувствуется при чтении и в хмельных селениях Полтавщины, и в сумрачном Петербурге, и даже во взгляде писателя с канонических портретов Ф. Мюллера. Всегда один, и в диканьском детстве, и в нежинском студенчестве, и в столичном чиновничестве, и в зарубежном мыкании. Ни своего дома, ни любимой женщины. И эту грусть выбранного пути мастерски выделил своим фильмом Леонид Парфенов.